Сергей Елгаев: "Успех - это не деньги, а то, что ты создал"

Инженерные мысли

 

Он стоял у истоков развития в Вологде компьютерных технологий, открыл первую в областной столице компьютерную школу, а сегодня выпускает на небольшом заводе детали для зенитно-ракетного комплекса, запчасти для двигателей лидера отечественного двигателестроения «ОДК-Сатурн», титановые суставы, чем неизменно удивляет московских чиновников и иностранных гостей: такие технологии в вологодской деревне?!

 

Инженер и предприниматель Сергей Елгаев, гендиректор компании «Мезон», – о том, как построить современное предприятие буквально в чистом поле, можно ли честно вести бизнес в нашей стране и о причинах технологического отставания России.

 

Механика денег

– Сергей Константинович, так вы все же больше инженер или предприниматель?

– Конечно, инженер. И не только я. Многие работники на предприятии все-таки инженеры. Это, наверно, отрицательно сказывается на бизнесе. Я очень люблю технику. Не потому, что она техника, а потому, что ее создал человек. За каждой сложной конструкцией я вижу сотни людей, которые ее придумали, вложили в нее свои знания, умения, мечты, силы, душу, жизнь. Кто-то смотрит на лес или горы и думает: «Какая красивая природа! И как велик Бог, который это создал!». А я смотрю на технически совершенный механизм и думаю, что люди – тоже создатели, творцы, если могут все это придумать, рассчитать, сделать. И я пытаюсь их понять.

 

– Вы в бизнесе с самого начала становления рыночной экономики в стране. Честно говоря, сложно представить, как советский инженер, сотрудник политехнического института, решился стать коммерсантом.

– Я работал в государственном учреждении, работал много – по 10 – 12 часов в день, а потом просто перешел в коммерческую структуру. В институте был инженером-электроником, обслуживал компьютерную технику. Тогда были такие времена, что одну заказанную запчасть приходилось ждать месяцами, и это раздражало, а на коммерческом предприятии я мог пойти и купить ее сразу. Оптимизм 90-х был в том, что открылось больше возможностей для реализации. Кто-то сидел на высоких должностях и от этого оттолкнулся, кто-то работал на предприятиях и что-то приватизировал. А я хотел быть инженером, им и остался.

Одна из первых моих бизнес-идей – это говорящие мягкие игрушки. Компании «Мезон» еще не было. Мы с другом придумали встроить в мягкую игрушку электронный блок. Это сейчас говорящие плюшевые медведи и зайцы – дело обычное, а тогда это было в новинку. Приехали с образцом и предложением о сотрудничестве в Сокол к директору фабрики мягкой игрушки. Встретили нас без распростертых объятий: «У нас и так цены на продукцию высокие! А ваша электроника еще их поднимет, никто не купит игрушки за такие деньги».

У нас было несколько разработок: блоки могли разговаривать, проигрывать музыку. Одна из идей была встраивать их в шкатулки, которые выпускали в Вологде на заводе художественных изделий: открываешь шкатулку, а оттуда звучит Мендельсон или Вивальди – здорово же! Для сегодняшнего дня в этом нет ничего удивительного, но ведь это было 30 лет назад! В политехе мы занимались не только компьютерами, но и вопросами производства будущего. Сейчас все это воплотилось на нашем заводе точной металлообработки. Современный станок – это машина с управляющим компьютером, на котором моделируется процесс обработки, прописываются технологии производства, формируются программы управления. Да и сам завод, о котором теперь много говорят, появился благодаря политеху. Открыть это производство предложил мой бывший научный руководитель, завкафедрой Борис Шкарин. Многое из того, чем мы занимались в 80-е, не реализовано до сих пор.

 

– Понятно, что компьютерная школа, цех металлообработки, магазин компьютерной техники, сервис для вас не только бизнес. А что еще?

– Бизнес – это когда ты заработал деньги и радуешься, что много заработал. Для меня деньги – это инструмент, способ что-то сделать. Невозможно без денег выйти на другой уровень. И масштабироваться хочется не для того, чтобы заработать больше, а чтобы создать больше. В детстве родители говорили мне, что ничего хорошего из меня не получится, потому что некоторые начатые дела быстро становились для меня неинтересны. Они убеждали, что во взрослой жизни придется работать, а не заниматься тем, что нравится. Я упрямо отвечал, что у меня обязательно будет интересная работа. Все, что мы сегодня делаем – обучаем детей работать на компьютере, занимаемся с молодежью в Центре инновационного творчества робототехникой, строим, выпускаем технически сложную продукцию, – мне интересно. Причем чем сложнее задача, тем интереснее.

 

– Есть что-то, чем вы особенно гордитесь?

– Я об этом мало думаю. Что-то получилось – радуюсь. Первый раз задумался об этом всерьез, когда администрация Вологодского района решила привезти к нам на завод экскурсию. Я представился экскурсантам. И какая-то женщина говорит: «О, наконец-то можно познакомиться. Вы в своем учебном центре вырастили целое поколение людей». Для меня это было неожиданно и удивительно. Я потом посчитал: а ведь действительно, на 2019 год через нашу компьютерную школу в Вологде прошло более 14 000 детей. Вроде занимаешься тем, что тебя увлекает, что-то покупаешь, строишь, придумываешь, но при этом не возникает мысли о том, можно ли этим гордиться.

 

Завод, который удивил японцев

– Расскажите чудесную историю появления в деревне Прохорово Вологодского района цеха точной металлообработки.

– Это было в конце 90-х. Мы пытались приобрести базу отдыха для работников компании, однако купили дом с гектаром земли – все, что мы могли себе позволить на тот момент. Я долго не понимал, что делать с этим гектаром: для себя – много, для сельского хозяйства – мало. Пытался даже разводить кроликов и овечек, но животновод из меня не получился: не мое. Потом мы купили первый станок, который пока поставили в гараже в городе.

Это про Китай рассказывают, что там приходишь к чиновнику с идеей, и он берет тебя под крыло: помогает решать административные вопросы, продвигает, ищет возможности для роста твоего проекта. Предприниматель получает финансовую поддержку для старта, а если проект запустился и он что-то создал, то снова дают денег. У нас же наоборот: приходишь к чиновнику, а он думает: «Сразу его послать, чтобы не мешался под ногами, или может быть интерес для себя?». Начинаются совещания, на них приглашают других предпринимателей из отрасли, предлагают придумать совместный проект, заявиться с ним в Москву, чтобы добавили финансирования, идея разрастается на бумаге и в умах до размеров технопарка... Месяц ходишь по кабинетам, полгода, год, а дело не двигается. В результате люди уезжают вместе со своими бизнесами в другие регионы и страны, где все это решается проще. Хотя везде, наверное, свои проблемы: всегда хорошо там, где нас нет.

В общем, обойдя все инстанции, я не смог найти помещение под цех точной металлообработки ни в Вологде, ни в пригороде. Но я же упрямый! Решили строиться в 24 километрах от города, на том самом участке. Никакой инфраструктуры. Практически чистое поле. Газопровод к участку я проложил раньше, и, конечно, не бесплатно. Сам копал траншею под трубы зимой на маленьком экскаваторе – та еще работа! Для производства пришлось строить дорогу от трассы – это метров 500, мы и сейчас ею пользуемся. Линию электропередачи тянули тоже от шоссе, заплатив более миллиона энергетикам за технологическое присоединение. Через тернии, но завод построили.

 

– Недавно к вам приезжала японская делегация во главе с Полномочным послом Японии в России Тоëхиса Кодзуки. Удалось чем-то удивить японцев?

– В плане технологий, конечно, нет. Но как-то был у нас другой японец, глава представительства компании – производителя оборудования. Его поразили… наши просторы: лес, птицы поют, белки прыгают по елкам. Он смотрел на все это с мыслью, что будущее – за Россией: есть где развернуться, а Япония – маленькая, очень густонаселенная страна. Но и нынешнюю делегацию, я думаю, впечатлило, что в какой-то Вологде, в 400 километрах от Москвы, русские могут хорошо работать, производить высокоточные детали, используя японское оборудование.

Когда мы получали первый государственный грант, сюда приехал директор Фонда с проверкой. Поинтересовался, что выпускаем. Он потом сфотографировался на фоне станка и сказал: «Нашу страну не победить, если в вологодской деревне делают запчасти для комплекса С-400!»

 

– А у вас есть иностранные заказы?

– Нет. За рубежом они сами все умеют делать. Мы же изготовляем комплектующие – как оригинальные, так и импортозамещающие. Часто даже не знаем, где конкретно они потом применяются. Возможно, кто-то из наших российских заказчиков поставляет готовые изделия за границу, например, тот же завод «ОДК-Сатурн», который строит газотурбинные двигатели для авиации, морских судов и газоперекачивающих установок, или Ульяновский станкостроительный завод.

 

– Такие станки – дорогое удовольствие. Вы покупали оборудование в том числе благодаря грантам. Легко ли их получить?

– Оборудование для цеха мы покупали в основном на кредитные средства: у нас таких денег нет. Но не могу сказать, что государство не помогало. Господдержка, безусловно, дает возможность быстрее расти. Гранты мы получали и получаем. Если доказать, что ты соответствуешь тем целям, которые декларирует государство, то этого можно добиться. Только люди обычно думают, что это такие легкие деньги. А на деле не так. Господдержка не безобидная. Большинство грантов требует софинансирования: покупаешь станок за 15 миллионов – столько же должен вложить собственных средств. Сначала нужно этот грант получить, потом отчитываться по нему долгие годы. Ты постоянно рискуешь, что тебя найдут за что наказать и отнимут все обратно. Была такая любопытная история. Мы заявились с грантом в один из государственных фондов. Представили всю необходимую документацию и даже фотографии производства: вот оно, все в реальности работает. А мне говорят: «Я знаю, у вас там по этому адресу в деревне ничего нет. А таких фотографий я сколько угодно сделаю». Мне было так обидно! Столько лет мы стараемся, создаем, покупаем дорогостоящее оборудование, оттачиваем технологии... Приехав на место, проверяющий был удивлен, что все станки есть в наличии, работают без выходных и праздников. Потом попросил сопроводить его к другим вологодским грантозаявителям. Я человек непубличный, меня не все знают в лицо. На одном из предприятий он спрашивает, на какие цели нужен грант. Ему отвечают: «Мы хотим приобрести такие станки, как у «Мезона». Приезжаем на другое предприятие – та же история. Он кардинально поменял о нас мнение.

 

«Неудобный» предприниматель

– Приходилось ли вам давать откаты или взятки, чтобы «вопросы решались быстрее»?

– Нет. Хотя я понимаю, что если бы я кому-нибудь платил, то, возможно, был бы сейчас не на этой ступени развития, а продвинулся дальше. Но, во-первых, я не хочу этого делать, а во-вторых, не умею. Поэтому иду, стучусь в кабинеты, доказываю. Не всегда получается, хотя мне встречается достаточно много хороших людей. И среди чиновников – тоже. Когда цех уже построили и подвели инженерные сети, у нас оставалась нерешенной проблема со связью. Я пытался разобраться с этим вопросом, но все варианты получались дорогими или неудобными. И здесь мне очень помогло правительство Вологодской области, выделив финансирование на оптоволоконную линию связи и отправив трансфер Вологодскому району, на территории которого находится производство. Только деньги поступили под конец года, и администрация не успевала освоить их. Мне отказали, заявив, что трансфер придется вернуть в область. Я пришел к сотруднице, которая за это отвечала, рассказал, чем мы занимаемся и как нам необходима качественная связь, просил помочь. Она под свою ответственность, зная, что для нее это обернется проблемами, провела соответствующие конкурсные процедуры. Не за откат, не за взятку. Один чиновник отказал, а другой помог. Наверное, таких людей, идущих против системы, не любят в коридорах власти.

 

–  Как вы думаете, в нашей стране вообще можно честно вести бизнес?

– На 100 процентов честно – невозможно. Не получится. Вокруг создано такое количество барьеров и проблем, что их все равно приходится обходить. Кто-то это делает криминальным путем с помощью тех же взяток и откатов, кто-то – почти легальным, например, сокращает издержки через «серые» зарплаты. Вот лишь одна история про барьеры. При строительстве цеха нужно было согласовать проект. А газ туда я проводил еще для частного дома, и мощности котельной хватало для производства. Мне говорят: нельзя. Если бы котельная была построена для производства, то от нее можно отапливать дом, а наоборот – нет. И такие казусы и запреты – на каждом шагу. Но некриминально вести бизнес можно, находя решения, которые не являются наказуемыми. Хотя, конечно, в России любой предприниматель постоянно находится под давлением жестких законов и огромных штрафов.

 

– У вас репутация не самого «удобного» предпринимателя. На совещаниях и конференциях вы часто выступаете с критикой власти. Сейчас вот пробиваете тему подготовки в регионе кадров для машиностроения. Это приносит результаты?

– Если честно – малоэффективно. Но в результате таких встреч, выступлений, иногда скандальных, ты для себя раскладываешь ситуацию по полочкам, яснее ее видишь. Посмотришь на реакцию чиновников и начинаешь понимать, где локально что-то можно изменить, а где невозможно и бесполезно биться. Иногда все-таки срабатывает, и что-то сдвигается с места. Но ведь ждешь, что чиновник услышит о проблеме и сам активно займется ее решением.

 

– А как бизнес и власть должны сейчас взаимодействовать в идеале?

– Я думаю, что проблема – не только в поддержке или игнорировании конкретных проектов, коррупции, бюрократии и т. п. Один из основных вопросов – это уровень налогов и стоимость денег. Когда мы получали льготный кредит по программе Минэкономразвития под 8,5 процента, я разговаривал с немецкими производителями станка, который мы хотели приобрести: их кредитуют под 0 %. А у нас деньги дорогие, налоги высокие. Когда мы подсчитываем, сколько заплатили налогов (это десятки миллионов рублей), понимаем, что этих денег хватило бы на развитие производства. Без господдержки. Поэтому усилия государства должны быть направлены на то, чтобы снизить налоговую нагрузку на бизнес и уменьшить стоимость денег для развития направлений, актуальных для страны. А господдержка, прямое финансирование нужны для отраслей, где не просматривается окупаемость. Например, те же аддитивные 3-D технологии: пока производств практически нет, спрос еще не сформировался, а развивать это направление в стране необходимо, потому что за ним – будущее.

 

Уровень критической массы в обществе

– О каких переменах вы еще мечтаете?

– Меня больше волнует технологическое развитие страны. Хотелось бы, чтобы в России больше создавали и умели. Я вижу, как мы продолжаем все больше отставать от ведущих стран, и мне это не дает покоя. Вот свежий пример. Достаточно много говорят об аддитивных технологиях. При обычном производстве берется кусок материала, от него отсекается все лишнее, и получается какое-то изделие. А аддитивные технологии позволяют «выращивать» деталь или предмет не путем отсекания, а синтезируя. Это используется в  3D-принтерах. Развитие направления в производстве началось еще в начале 2000-х . У нас по-прежнему тема периодически всплывает по телевизору, дальше дело не идет. На днях родилось постановление Правительства о стратегии развития аддитивных технологий в России. Но это надо было делать гораздо раньше! За те 20 лет, пока говорили об этом, мы успели отстать от всего мира. За рубежом аддитивные технологии получили большое развитие, работают целые заводы, оснащенные промышленными 3D-принтерами.

 

– Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы быть конкурентоспособными на этом рынке?

– А мы вообще хотим что-то делать?! Когда мы хотим, то мы добиваемся. Вспомните то же освоение космоса. В 90-е страна развалилась, потому что всем надоел застой, люди хотели изменений. Мы ждали не только политического, но и технологического прорыва. Но этого не случилось. Зато на Кипре русские скупили половину побережья. То есть кто-то все-таки стал жить лучше. Зачем людям, у которых в России бизнесы и руководящие должности во власти, стремиться создавать что-то на родине?! Мне кажется, что государство должно это сбалансировать, построить систему мотивации, чтобы люди стремились вкладываться в свою страну. Я не один такой. Многие люди хотят изменений. Но, видимо, в обществе не накопилось еще достаточно критической массы, чтобы все сдвинулось с мертвой точки.

 

– Сергей Константинович, а к чему бы хотелось прийти? Что для вас успешность?

– Меня всегда волнует, что будет через год, через пять лет, через десять. Кадровый вопрос для вологодского машиностроения возник ведь неслучайно. Сейчас на наших предприятиях работают специалисты, подготовленные еще советской системой образования. Но надо что-то предпринимать сегодня, чтобы было кому работать завтра. Есть технологии, которые меня восхищают и привлекают: роботизация, аддитивные технологии, про которые я рассказывал. Буду пытаться внедрить у себя, если хватит ресурсов – финансовых и кадровых. У меня в рабочем кабинете висит картина Михаила Копьева «Летописцы». Я очень люблю на нее смотреть. Книги, свечи и два человека – молодой мужчина и старец, которым так непросто думать и работать, чтобы будущее и прошлое были ближе друг к другу. А успех в жизни – это не квартиры, машины и дачи, а то, чего ты добился, совершил, создал.

 

– Это понимание приходит с возрастом?

– У многих оно не приходит никогда.

 

Текст: Ольга Колтакова

Фото: Сергей Богданов