Нетипичные фермеры

Они занимаются фермерством еще с 90-х. Несколько раз прогорали подчистую, но вновь возрождали хозяйство из пепла. Терентьевы из Чагодощенского района – крепкие крестьяне. При этом отец семейства легко цитирует Бродского, а сыновья имеют по нескольку образований и год стажировались в Германии:есть с чем сравнить.

ПРО ГЕНЕТИЧЕСКИЙ СТРАХ

На одном из «круглых столов»  в  рамках  агровыставки  в Вологде идет бурное обсуждение проблем фермерства. Среди матерых фермеров и руководителей хозяйств – два молодых парня, Дмитрий и Андрей Терентьевы. Русые волосы, светлые глаза, румянец во всю щеку. Но несмотря на молодость в дискуссию они вступают весьма аргументированно, легко оперируют  законами, цифрами и фактами.

– У нас уже генетический страх  перед  различными проверяющими органами! – в запале выдает Дмитрий.  Как оказалось позже, не такое уж это и преувеличение, было откуда взяться генетическому страху у фермеров Терентьевых.

Фермерствуют, вернее, ведут личное подсобное хозяйство они на отдаленном хуторе Старое Огарево в Чагодощенском районе. Это несколько километров лесом от ближайшей дороги. Тишина соснового бора режет слух. Вокруг – ни души. На дорожке, ведущей к хозяйству, двум машинам не разъехаться. Зимой ее переметает снегом, и прогребать путь на большую землю приходится своими силами.

Родители братьев Александр и Наталья переехали на хутор больше четверти века назад из Санкт-Петербурга. О причине переезда Александр говорит туманно. Был моряком, ходил в море, побывал в Канаде, Африке. После армии  работал на железной дороге в почтовых вагонах и объездил всю страну. Многое повидал. В 1987 году он по собственному желанию положил партбилет на стол – «были на то свои причины». В то время это автоматически значило, что он перекрыл себе все пути. Единственным правильным решением было уехать.

– Помните, как у Бродского: «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря», – удивляет меня  цитатой Александр Александрович, вдыхая морозный воздух и обводя взглядом окрестности. Его «море» сегодня здесь: спокойная размеренная жизнь, хозяйство, чистая вода и свежий воздух, а еще безлюдие и максимальное отдаление от имперских властей.

Он  никогда не мечтал быть фермером, это получилось спонтанно, хотя один из его предков имел свое фермерское хозяйство и выращивал клубнику для царского стола. Дед занимался еще и стеклодувным делом. Любопытно, что у него был ученик, ставший впоследствии директором знаменитого Чагодощенского стеклозавода.

Окрестности поселка Сазоново, где находится Старое Огарево, в качестве нового места жительства были выбраны семьей не случайно.

– Я уехал туда, куда была выслана в результате репрессий моя семья еще в 1927 году, – поясняет глава хозяйства.

По иронии судьбы тот самый ученик фактически спас своего учителя Терентьева, который до этого был раскулачен и сослан в Сибирь. Он прислал ему вызов и устроил кладовщиком на открывшийся в 1931 году стеклозавод в местечке Тупик Чагодощенского района. Родственникам, которые не решились покинуть насиженное место, по словам Александра, пришлось туго: троюродный дед застрелился, не выдержав давления, других сослали в Апатиты, кого-то расстреляли.

ПАДАЛИ, НО ПОДНИМАЛИСЬ

Пока я слушаю удивительную историю фермеров Терентьевых, в голове рефреном крутятся эти слова из песни. Они трижды разорялись и трижды начинали все с нуля с упорством, достойным уважения.

Все деньги, накопленные двумя семействами – Натальи и Александра – после переезда в Чагоду, были вложены в организацию фермерского хозяйства. В 1991-м получили от района землю. Правда, идти в одиночное плавание все же не рискнули – на­шли партнеров. Начинали хозяйство с 8 коров и 18 свиноматок. Потом приобрели технику и скотину.

Но в один момент друзья и партнеры решили выйти из бизнеса. Как делить хозяйство? Да еще сумасшедшая инфляция путала карты. Трактор, который в складчину покупали за 5 тыс. рублей, стал стоить все
500 тыс. Сейчас Терентьев понимает, что на тот момент они выбрали не самый грамотный способ деления – мясом. Вскоре из хозяйства решил выйти и второй партнер, попросив  выплатить ему внесенный пай в пятнадцатикратном размере. Александр не стал спорить и взял кредит.

–  Смотрели фильм «Не послать ли нам гонца?»? – интересуется у меня Андрей Терентьев, пожалуй, самый разговорчивый  в семье. –  Парень захотел стать фермером, взял кредит, купил технику и скотину, а потом банки начали перекрывать ему кислород. Очень правдивая история.

Чтобы рассчитаться с долгами, пришлось продавать технику по сходной цене. Терентьев оказался на грани банкротства.

– В середине 90-х свиньи у меня сгорели в прямом смысле слова, – вспоминает фермер. – Кто-то из местных полез воровать к нам на ферму и устроил там пожар. Сгорело здание фермы, в огне погибли свиноматки. А местные поговаривали за спиной: мол, получу сейчас баснословную страховку. И были очень разочарованы, узнав, что ничего не было застраховано, все сгорело просто так.

Распродав коров и лишившись свиней,  пробовали разводить овец, потом перепрофилировались на кур-несушек. Закупили 500 цыплят, которые были на напольном содержании. На маленькой ферме растущее стадо уже не помещалось, поэтому приобрели еще одну ферму в семи километрах от хутора – старый разрушенный коровник.

–  Когда мы пришли на ферму, то оказалось, что все металлические конструкции были вырваны
и сданы на металлолом. Крыша провалилась, стекол не было. Представляете, что значит вставить 150–200 стекол? – рассказывает  Андрей Терентьев. – Это очень трудоемко и дорого. Никакого водопровода. Колодец завален всяким хламом, пришлось бурить новую скважину.  Сделали ремонт, купили печи «Булерьяны» для обогрева, кормушки, поильники.

Дело пошло на лад. Дорастили стадо до 5 000 куриц. И тут родное государство подставило подножку.  Московская товарная биржа открыла ворота на рынок белорусам, а себестоимость производства яйца в Белоруссии, естественно,  гораздо ниже, чем у нас на Северо-Западе. Наши фермерские хозяйства продавали яйцо по 30 рублей за десяток, а белорусские яйца на полках магазинов стоили девять рублей за десяток. Все северо-западные хозяйства превратились в заложников ситуации.  Пришлось срочно сокращать поголовье: куриц каждый день нужно чем-то кормить. Скрепя сердце увольняли работников, рассчитываясь с ними теми же курицами. В результате осталось всего 300 несушек и два работника, которым некуда было идти, потому что они жили прямо на хуторе.

Но сдаваться – не в характере фермера Терентьева. Поднялись с колен, начали развиваться, потихоньку увеличивая стадо, и даже по случаю приобрели у соседнего колхоза третью ферму. Очередного удара по хозяйству не пришлось долго ждать.

На этот раз жестокий демпинг на рынке устроили пышминские птицефабрики-миллионники из Тюмен­ской области, которые финансово поддерживало государство. Они могли предложить более низкую цену и выигрывали тендеры у небольших хозяйств.

Конкурировать по цене с ними оказалось невозможным. Так Терентьевы потеряли своих заказчиков – детские сады, школы, пионерлагеря. Фермы пришлось законсервировать.

КУРИНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Мы с Александром стоим в курятнике. Вокруг пищат фальцетом цыплята, суетятся, настырно пытаются вместо насеста устроиться на ноге нашего фотографа. Над кочковатой поляной белых птичьих спин на другом конце курятника важно возвышается красивый красный петух.

–  Это петух-воспитатель, – комментирует Александр Александрович. – В этом птичнике только петушки. Один петух стабилизирует все стадо, если его не будет –  начнутся драки.

В настоящее время у Терентьевых хозяйство небольшое – полторы сотни кур для своих нужд и для знакомых: несушки для яиц  и петушки на мясо. Фермер убежден, что мясо у петухов более ценное, насыщенное по вкусу и менее жирное – это настоящий фермерский цыпленок.

Птицы флегматично клюют  аппетитный корм. 

– Этот вид бройлеров действительно славится  флегматичным характером, – поясняет хозяин. – Самые задиристые куры – кросса Изобраун. Выраженные холерики. К слову,  экологический корм фермеры используют только самый лучший: или Гатчинского комбикормового завода (им не лень ездить за ним почти за 400 километров), или готовят сами из зерна и минерально-витаминных добавок. Летом местные курочки гуляют в вольерах, щиплют травку, зимой их кормят капустой, сушеной крапивой, поэтому яйца у них получаются с оранжевым желтком. 

ПРО КОЗУ ПОЛИНУ И СЫР С ПЛЕСЕНЬЮ

Разведение коз и производство козьего сыра с плесенью – новая идея Терентьевых, которую братья Андрей
и Дмитрий подсмотрели во время стажировки за границей. В Германии они перенимали опыт у местных фермеров, работая в их хозяйствах. Ездили смотреть фермерские хозяйства в  Швейцарию, Австрию, Чехию. Там-то и  появилась мысль воплотить заграничный опыт у себя.

Мохнатые козлята резвятся на снегу, как дети. Азартно таскают сено прямо из стога, весело хрустят сладкой морковкой, которую принес им Дмитрий, трутся о ноги, как  коты. Сейчас в хозяйстве – 25 коз, которые способны давать молоко, пригодное для производства сыра. Но большинство из них – еще подростки. 

– Полина! Где Полина? Приведите Полину! – зовет хозяин.  Из-за стога выходит крутобокая коза Полина. Идет, неспешно переваливаясь, словно осознавая собственную ценность. Черное вымя почти тащится по снегу. Полина – прародительница всего стада. Один ее месячный козленок стоит 35 000 рублей.

–  Для производства сыра не всякое молоко годится, – просвещает меня Александр Александрович. – В сыропригодном молоке должно быть не более 300 тысяч соматических клеток на кубический сантиметр, а у нас на молокозаводах принимают молоко с показателем 700 тысяч. Если есть хорошее молоко, сыр готовить несложно.

Теперь они сами производят целых пять видов сыра, в том числе с голубой и белой плесенью. Некоторые похожие сорта козьего сыра стоят на рынке около 3 000 рублей за килограмм!

БОЛЬ ФЕРМЕРА ТЕРЕНТЬЕВА

Ежедневная работа на ферме – почти каторжный труд. Наемные рабочие ситуацию не спасают.

– Все вокруг колхозное, все вокруг мое, – характеризует Александр стереотип мышления многих работников. И он не голословен: у них воровали кур, крали комбикорма. Андрей вспоминает, что полмашины их кирпича с ремонтировавшейся фермы могли продать за две бутылки портвейна.

–  Нужно создать такой объем производства, чтобы не использовать наемный труд вовсе, – делится мыслями фермер. – Почему в наших колхозах не впечатляющие результаты? Потому что за новогодние праздники, пока безалаберные работники пьют и гуляют, вся годовая работа сводится к нулю.

Провожая нас к машине, он признался, что если бы не два его сына-помощника, пришлось бы  в хозяйстве сложновато. Андрей  учился в Санкт-Петербурге в Торгово-экономическом техникуме по специальности «Коммерция», в Экономико-технологическом колледже питания изучал технологии мяса и мясопереработки, закончил Санкт-Петербургский торгово-экономический университет, стажировался в Баварии, сейчас учится на третьем курсе Молочнохозяйственной академии в Вологде на факультете ветеринарной медицины и биотехнологий.  За плечами у Димы – Санкт-Петербургский экономико-технологический колледж питания (технология мяса и мясопродуктов), заграничная стажировка и пока незаконченное высшее образование в ВГМХ. И огромный практический опыт у обоих.

– Это моя гордость и моя боль, – замечает отец.

У молодежи – несколько другие представления о жизни. Андрей живет в Санкт-Петербурге и работает в отделе снабжения Законодательного собрания, планирует работать в органах власти – по социально-экономическому развитию в районной администрации или в департаменте сельского хозяйства. Считает, что там не хватает хороших специалистов, и  он сможет помочь другим сельским жителям, а не только фермерам.
А  Дмитрий состоит в  комитете проекта «Чагода – родина серых щей» и на базе личного подсобного хозяйства ежедневно занимается развитием и продвижением этого чагодощенского бренда. Он  должен вырастить достаточное количество капусты для так называемого крошева – закваски для щей, а потом реализовать его в Ленинградской и Вологодской областях. Только в этом году было выращено более восьми тонн капусты и заготовлено 700 килограммов закваски.

–  Да, я нетипичный фермер, – соглашается с названием материала Александр Терентьев. – Я не играю в азартные игры с государством, ничего не прошу,  существую параллельно.  Фермерством занимаюсь не от безысходности, а потому, что это мой образ жизни. Сначала у меня была обида на колхозный строй, а теперь я понял, что у нас, на Северо-Западе, жизнеспособны только коллективные хозяйства, где есть профессиональные зооинженеры, ветеринары, механики, агрономы. Успешные личные подсобные хозяйства и фермеры у нас скорее исключение, чем правило.

Ольга Колтакова
Фото Алексея Смирнова